Hetalia - Теория насилия.

Информация о пользователе

Привет, Гость! Войдите или зарегистрируйтесь.


Вы здесь » Hetalia - Теория насилия. » Путь первый. » Акт первый "Что имеем не храним....."


Акт первый "Что имеем не храним....."

Сообщений 1 страница 10 из 10

1

Время: 1795 год.
Место: Вильна, Великое княжество Литовское
Историческая составляющая:
Третий раздел «Речи Посполитой» между Пруссией, Российской Империей и Австрией.
Участники:
Польша и Литва

0

2

От времени замок Литвы пришел в упадок, многие комнаты были закрыты на «переделку», гордо именуемую реконструкцией, по крайней мере, это словечко применял к хаосу в закрытых залах Феликс.  По сути, гордый литвин стащил туда всю рухлядь, и закрыл. Ему, было достаточно одного крыла древнего здания, да и то, тянуло спать в походной палатке или же стогу сена, но Польша. Его партнер со временем стал предпочитать комфорт, а не вечное путешествие, когда приходится спать с оружием в руках, и быть готовым в любой момент отразить атаку неприятеля. Феликс устал, а Торис, привычный к полевой жизни, ради него отстроил замок, да стал заниматься праздным ничего неделанием. Вот только вождь отлично понимал,  что  если он не будет шляться по соседям и грабить их, то будут обворовывать его.
- Не к добру, пане, не к добру….
Только и ворчал гордый литвин, отстраивая беседку к усадьбе или же, занимаясь поливкой грядок. Не нравилась вояке мирная жизнь, но ныне лишь изредка ему можно было побалагурить. Новизна принималась Торисом «в штыки», и в отличие от Феликса, он был предан холодному оружию. Бывало, как на охоте гордый литвинин оказывался быстрее со своим складным охотничьим ножом, чем пуля. Приговаривал он:
- Пока обдрыщишься, пока сопли приберешь, да зенки утрешь, пока порох насыпишь, да прицелишься, зверь убежит. А я раз, да как ему брюхо то распорю, и все …
Так же был литвинин противником всяких революций, не гоже шляхте друг на друга с топорами лезть, поди рядом соседи есть, им то и надо вспарывать животы. Вот только из века в век, сила драгоценных соседушек росла. И Русь стала сильнейшим государством, теперь уж им с Феликсом приходилось обороняться от Брагинского, с одной стороны, а от Гилберта с другой. Что до всяких там австрияков и французов, то седалищем своим чуял вождь, что скоро и до них вся эта свистопляска доберется, и будут их делить…
«Вот пусть и приберут его к ручищам, вся эта челядь окаянная с их новинками, поживет с полгода и домой прискачет, а то все ему не то, да не там…..»
Сел за стол литвинин, а нет ни ужина, ни поляка.
«И где его черти носят? Не уж то, опять якшается со всякими….»
- Польша….
Как в былые времена прогромыхал мужчина и ударил кулаком по столу, да так, что заскрипел он, от силы его.

+1

3

После аудиенции, данной французскому послу, Польша сидел в кабинете и читал новую философскую книгу, привезенную французом. Новые идеологические веяния, так сказать. Одно и по тому же, из полого в порожнее. Все эти философские теории отличались друг от друга только вычурностью изложения, ничем более. Все мыслители, каждый думает, что он умнее всех, все хотят изменить мир и штампуют свои философские книжонки, от которых, как выражался Литва, "ни в ж**е, ни в голове". Феликс был согласен. Хоть образованность и культура Ториса не продвинулась за 4 века ни на йоту, иногда этот мужлан выдавал дельные вещи.
Польша много читал в последнее время, и не потому, что это доставляло ему удовольствие. Он был поляк, а любой поляк ленив, как кот. Он понежился бы в шелковой постельке, но Феликс читал потому, что это помогало ему отвлечься от тяжелых мыслей о последних событиях. В 1772 у него отобрали Восточную Белоруссию, красавицу Галицию, Поморье и часть Великой Польши; в 1793 - правобережную Украину и центральную часть Наташки с Минском. Теперь на дворе стоял 1795 год, и дело снова пахло жареным. И Феликс ничего не мог поделать. Он устал и ослаб, дражайший супруг высосал ему всю кровь. Поначалу Торис был хищным и вспыльчивым, Польшу это заводило, и он прощал ему выходки Витовта и Свидригайлы. А потом наступило то, что обычно происходит у супругов на третьем году брака - они охладели друг к другу. После Люблинской Унии литовский варвар свалил на уже тогда больные плечи поляка все государственные дела, а сам только и мечтал о том, как бы на кого напасть, накостылять, обокрасть и попортить девок. А соберется пофестивалить, так это ему как следует накостыляют, а Польша потом зализывай ему раны, а после по графику шел хороший скандал. Не те времена пошли, когда можно силой хвастать, остальные-то страны тоже растут. Ванька брат вон как вымахал! Вот и приходится вертеться, восхваляя эту паскудную дипломатию. Что есть дипломатия? Унижение, завуалированное поклонами, улыбочками и идиотской маской счастья на физиономии! А не улыбнись, не поклонись - вмиг разгромят, камень на камне не оставят. А потом реви в подушку, когда рядом храпит пьяный литовский павиан, который вечерами устраивает скандалы за то, что ему "всякими бабскими приемами" портят веселенькое кровопролитие.
Польша всхлипнул и швырнул книгу в холодный грязный камин. Даже чтение теперь не помогает. Закутался в дорогую накидочку из сибирской чернобурки - король и в нищете будет оставаться королем! Холодно.
- Камин бы мне затопил, быдло неотесанное... - вытирая слезы, пробормотал Феликс. - Все равно болтается целыми днями без дела. Алкаш несчастный! Потаскун чертов!
Вдруг он услышал рев супруга и жалобный стон поломанной мебели внизу, из обеденной залы.
- Чего буянишь?! Опять нарезался?! - заорал Феликс в ответ с ненавистью.

0

4

«Нежный» ответ супруга лишь раззадорил литвина, тот вечно предъявлял ему какие то обиды, Торис уже и не сомневался, что однажды Феликс выразит недовольство по поводу дождя и причастности его персоны к тому, что стихия разбушевалась.
«Если он не умеет пить, то я то при чем? Любой пир начинает с фразы я не «пью», а потом лихо на столах отплясывает и с нагайкой бежит к чужим границам, выкапывает мусор и бросает за «забор», думая, что его никто не видит. Или еще того хуже, начинает выкрикивать всякие словечки в адрес соседей, а те мне письма посылают и спрашивают: «почему я свою бабу не урезоню, да не упокою ее кулаком, коли других мер не понимает.» Сам себя супруг позорит, а на мне отыгрывается….»
- Иди сюда.
Прогромыхал мужчина и вновь стукнул кулаком об стол.
- Или ты хочешь, чтобы я поднялся, дорогой?!
В его голосе было столько желчи и скрытой угрозы, что любая змея иноземная умерла бы от зависти.
- Я до вечера трудился в огороде, и желаю видеть еду. Где она? В отличие от некоторых, я работаю, а не читаю всякие дурацкие книжонки, которые сочиняют дебилы с кучей комплексов. Иди сюда пане, и накрывай на стол.
Литве ничего не стояло кричать, пусть хоть все услышат их разговор ему уже осточертело быть мягким и понимающим. Ни раз вспоминал он Ягайло и унии. Дернул его черт связаться с модником польским.
«Лучше было завоевать. Знал я, что все они хитрожопые, к тому же и лентяи. А уж …. неженки….»
Постепенно закипал литвин, ныне не припомнил он ни единого мига, когда был бы он счастлив, имея под боком, мужа. Ни тебе воин, ни тебе развлечений, одно унылое существование. Возможно, браки хороши для смертных, им то вместе жить каких-нибудь полвека, а в их случае, уж точно. «Хорошее дело – браком не назовут». Но Торис был настоящим мужчиной, и коли поклялся быть с кем рядом, выполнял свое обещание, и терпел все причуды Феликса, изредка «соглашаясь» с его доводами.
Что до ночей, то хоть и нравилось ему кувыркаться в стоге сена, все же то, что он ощущал, завоевывая или проигрывая очередному наивному придурку, было с сим не сравнимо.
«Как эта баба…. Далила, обрезал мне волосы, и стал я дряхлым….»
Признавать свою немощь, оказалось занятием пренеприятным.
- Польша.
Вопросил вновь литвин.
«Сукин сын….»
Добавил мысленно. Не хотелось ему их вечер вновь проводить в ругани, устал он от языковых упражнений, к тому же понимал, что бить не будет. Не в его правилах руку поднимать на супруга. Хотя иногда так хотелось взять ремень, да как следует отходить эту упругую, округлую и холеную задницу.

+1

5

Прислушавшись к голосу супруга, Польша рассудил, что для всех будет лучше, если он спустится: и для Литвы, и для слуг, и для него самого, и для его затекшей пятой точки. Для последней - в первую очередь, а то что-то ее обладатель излишне засиделся с этой аудиенцией, - лишний жирок не замедлит отложиться, и попробуй потом всунь свое клинышко в новые миниатюрные штанишки из немецкого бархата! Польша вышел из холодной комнаты и спустился по парадной лестнице в обеденную залу. Кругом грязно, темно, холодно и пусто. Слуги больше не снуют туда-сюда, как в былые времена. Все пришло в упадок, кроме небольшого пятачка некогда богатого огорода. Если бы Польша не заставлял Литву там копаться, и тот бы сорняками зарос.
- Работает он! - хмыкнул Феликс громко и надменно, увидев свое чумазое лохматое "счастье" во главе длинного дубового стола, на котором из съестного стоял только канделябр и неопрятный пустой кувшин. - Вот и работай, дураков работа любит!
Польша был в своем амплуа. Юн и свеж, роскошен и величав, как и 4 века назад. Сегодня он был бледен, а после тяжелой болезни в связи с потерей части Великой Польши так и не смог набрать нужной массы тела, но он по-прежнему был прекрасен и осознавал это, как ничто другое. Закутав стройные плечи в накидку, Феликс подошел к столу, посмотрел на его нищенское убранство и даже пожалел супруга. А что, вроде, не пьян, действительно работал, разгорячен и зол, варварская кровь так и бурлит, черти в глазах так и пляшут! Нет, хватит ругаться.
- Я беседовал с французским послом и не смог распорядиться об ужине, прости, - объяснился он снисходительно и холодно, затем удалился на кухню, после чего там началась торопливая возня.
Вернувшись, он занял свое место по ту сторону стола.
- Знаешь, что предлагает нам лягушатник? - сказал он Литве.
Нам... Польша разучился говорить "мне" и порой ловил себя на мысли, что умрет, если когда-нибудь снова это скажет.
- Он согласен предоставить нам протекторат и даже "задарма" обеспечить хорошо обученными войсками, однако с условием, что после всех этих танцулек Речь Посполитая станет его вассалом.
Неряшливого вида прислуга принесла Литве ужин - сковороду с подогретой картошкой, оставшейся от обеда, усохшей и плавающей в луже растопленного свиного сала.

+1

6

Явление Польши всегда представляло из себя зрелище, вот только если раньше, это казалось Торису забавным, как никак по своему расположению поляк, любил уподобляться Бонафуа, но в отличие от последнего, не так ловко махал руками. Именно поэтому, литвин всегда считал супруга – бабой, которую ему приходится защищать от всяких негодяев.
«Баба и есть….»
Хмуро заключил мужчина, завидев «жену». Цацки и прочие украшательства не шли ему на пользу, напротив, разодетый в пух и прах, пане больше не походил на боевого товарища, которым он никогда и не был, предпочитая отсиживаться за спиной у Ториса. Но если раньше, он хотя бы следил за едой и домом, то ныне совсем зациклился на себе любимом. Феликс любил принимать его лишь на черных шелковых простынях, да всенепременно душился так, что у бедного литвина после торжественного прихода в спальню кружилась голова и слезились глаза, но он терпел. Пока его кормили…..
Траты на гардероб поляка так же были непомерными, и «зверски убивали» казну. Литва более скромный в своих интересах считал, что мужчине нужно лишь пару камзолов, сносные носки и трусы. Пане и его вздумал как-то нарядить, за это в ту же ночь Литва его выпорол прямо в спальне. Не понравилось Торису, как немцы над ним ржали, а в спину сыпались шуточки на тему: «с кем поведешься, от того и наберешься….». Он то знал, что муж может быть воином, хотя бы внутри своем, видел его стержень, но с виду и впрямь можно было подобного не разглядеть.
И снова заговорил пане о своем кумире, Бонафуа.
- А ты никак и согласился на такое щедрое предложение?!
Заметил литвин, тарелки были грязными, а еда видела лучшие дни далеко в прошлом. С злостью отодвинул от себя «щедрое угощение» Торис.
«А камзол то на нем новый, все деньги на себя спустил, жмот.»
- Пане, где мой законный ужин!!!!!!!!!!! Это дрянь, а не еда, опять вместо того, чтобы мяса закупить, купил одну из склянок с благовониями или еще сукна, на свои наряды? 
Негодующе проговорил мужчина и ударил по столу. Его обещания не ругаться, были забыты. Еда – единственная отрада Ториса в жизни, была у него забрана.
- Коли я работаю в огороде, а ты не можешь туда дотащить свой чистый зад, ты мой, славный пане, готовишь мне сам. И я ем из чистых посудин свежее мясо. Таков был уговор, не так ли? Так вот, где мой ужин, а не эти объедки….
Гневно вопросил Лоринаитис. На француза и оскорбления он плевать хотел с высокой башни.
- Или ты решил, что примешь своего разлюбезного пане Франсиска, а меня, своего мужа можешь подчивать объедками? Знай, я против его подачек, нет, нет, а если вновь заявиться спущу с лестницы и дам псам его след. Чтобы не повадно было наши земли топтать.
Вот теперь Ториса было не остановить.
- Поднимай свой зад и сам сделай мне новый ужин, да распорядись помыть тарелки. Ты меня понял!?

0

7

Феликс опустил ресницы и сжал в кулаки ладони, которые положил на пожелтевшую и прохудившуюся скатерть, да с такой силой, что ногтями проткнул их до крови. Истощавшая от болезни грудь заходила ходуном под богатеньким камзолом, и в самом деле дорогим, но далеко не новым, Польша просто надевал его очень редко с тех пор, как дела пошли коту под хвост. Но супруга он выслушал молча и с холодным спокойствием, от первого слова до последнего, от едкой иронии до нахально приказа.
- Котеночек стал царапаться? - сказал он Литве, когда тот закончил, не своим голосом, обычно таким звонким и гонористым, а теперь притихшим и ядовитым.
Видит Бог, хотел как лучше! Но раз не хочется по-хорошему, будем по-плохому, нам не трудно. С грохотом Феликс поднялся из-за стола, уперся в него руками и смерил Литву ненавидящим взглядом.
- Если бы ты присутствовал со мной на переговорах, а не называл их разновидностью бабского времяпрепровождения, ты бы явственно услышал, как я сказал, что скорее солнце пойдет обратным ходом, чем Речь Посполитая станет чьим-то вассалом! И ты знаешь, что ОН мне ответил? "Никаких проблем, отныне на польских и литовских землях французских воинов больше ноги не будет". Ты... - Феликс вышел из-за стола и медленно направился к супругу, придерживаясь за столешницу: что-то с нервами, немели ноги. - Образина безмозглая... Понимаешь... ЧТО... Значили... Эти слова?.. А то, mój ukochany, что нам теперь помощи ждать неоткуда! Что нам теперь своими силами из этой клоаки выбираться! А где силы-то? От силы ли своей я с французовцем снюхался? А не от того ли я у него помощи просил, что твои грозные литовские воины по деревням попрятались и теперь только и умеют, как моих гонцов на вилы подымать, когда те приходят войско набирать? Как ты думаешь? Ах, прости! Забыл, что дурная твоя башка занята мыслями о моих склянках и тканях, а не о том, как распоясались твои деточки! Научись сначала край свой в порядке держать, а потом уже на мои наряды и благовония рот разевай! Подумать только! Я последний злотый потратил на наемную армию, а он меня в какие-то наряды и благовония носом тычет! Еще и свежее мясо от меня требует! Свежее мясо, мой драгоценный, ушло на содержание наемных войск! И с каких это пор мы так пристрастились к мясу? Раньше кроме картошки ничего нам не надо было, сковороды с мясом в помойку выбрасывали, а теперь от картошки нос воротим, мясо подавай? Прав был тот, кто сказал, что нищета быстро зажирается!
В тот момент Польша оказался рядом с Литвой и швырнул ему обратно отвергнутый ужин. Только правила этикета удержали его от соблазна сказать: "Жри, скотина!"
- Ешь и радуйся, что мы пока еще можем себе позволить хотя бы это! - проорал Феликс вместо этого. - А не нравится - уматывай к чертовой матери! В двух милях твоя обожаемая деревня, пожалуйста, хоть живи там! Иди к своим бесстыжим литовским крестьянкам, пусть твое родное быдло и готовит тебе, и тарелки после тебя моет, и в постели тебя ублажает! А в МОЮ больше не смей залезать!
Польша резко развернулся, нечаянно съездив супругу мехом по физиономии, и спешно пошел наверх, пока ноги его еще держали. Нужно было прилечь и успокоиться.

+1

8

Все о чем мечтал Торис, так это о еде, он как проклятый, горбатился на участке, чтобы на зиму им было чего пожрать и обойтись без «помощи» соседей, которые торговали пищей, но выставляли такие счета, что порой мужчина думал, а не слипнется ли им, от таких запросов. С Беларусью больше не забалуешь, даже из сада ничего стянуть не выйдет, понастроили чертовы славяне заборов трехметровых, с пушками и собаками. Про родственника Феликса вообще даже вспоминать было неприятно. Брагинский тоже часто захаживал к ним, чуть ли не одновременно с чертовым французишкой, и предлагал тоже самое, разве что не лгал в лицо.
Когда их совместная жизнь превратилась в такое вот дерьмище Торис не знал, хотя догадывался и раз за разом сдерживался, чтобы не ответствовать на лопотание лупоглазого белобрысого, и не сказать ему, что их союз был ошибкой, так как от поляки не принесли литовцам ничего….. хорошего…. Вера верой, оставил их прусс не надолго, но пока Лукашевич все выяснял чем его муж занимается в свободное от походов, время и начал увлекаться всякой мистической хренью, веря ей, а не Литве. Другие страны внезапно стали сильнее…. И теперь любой поход гордого литвина оборачивался неудачей. Не в пьянках и девках проводил свое время Торис, а в обороне их чахлой земельки. Иногда удавалось поддать под зад, очередному завоеватилишке, но такое случалось все реже и реже….
Словом, уставший и склонный к христианской кротости, литовец получил совсем не то, что ожидал. В который раз!?! Буравя мужа злобным взором, он взял в руки свои грязное блюдо и метко прецелясь, метнул его в один из ранних портретов Феликса, мечтая лично познакомить наглую польскую физиономию с содержимым тарелки. Не стал он брать за шиворот белобрысого, так как знал, о его хвори. Как никак, над болезным глумится стыдно.
«Вот ведь дерьмище. И чего я не слушал вождей? Одна беда с этим пане, ишь ты строит из себя бравого вояку, а сам вновь будет за спиной моей прятаться, совсем не изменился. Да такого могила исправит…..»
Вспомнил мужчина, как любил в пору их расцвета, бравый пане, наложить перед калиткой своих родственников, а потом бежать без оглядки и его звать. Лиса лисой, и знал ведь, литвин, что тот мнит себя великим манипулятором, всего лишь потому, что сам Лоринаитис позволяет ему так думать.
«Неблагодарный…..»
Да, класть хотел мужчина на переговоры, француз ему нравился гораздо меньше, чем Российская Империя, от того он хотя бы мог догадаться чего ждать можно. А этот…. Модник, провонявший вдоль и поперек цветочным ароматами, от которых даже из лесу зверье бежит….. В самом кошмарном сне видел такой союз мужчина.
«Да без меня, ты, пане…. Ты…………»
Хотелось ему сказать, что будет с Польшой, если Литва от нее отвернется, но тоже не стал. Мелко как то. А тем временем, муж оскорбившись решился отправится почивать.
-  Ну, что ты, как может помыслить такой как я? О тебе…. Слишком много чести.
Встал из-за стола Торис и опрокинул его, рассердился так, как никогда раньше.
- Больно ты мне нужен, уж на твои телеса уже даже твой модник не покусится, лишь на кусок земель твоих. Как, у вас там у славян: «Не поминай лихом»…. Только не забудь завтра свалить из моего дома. Можешь всю мебель забрать, но если твои лупоглазые шляхтичи вздумают золото мое брать, самолично буду на кол сажать. Понял.
Вышел литовец из замка, с твердым намерением никогда больше ни с кем не сочетаться разными узами союзами. «Дышать» стало легче, но, пане… Понимал Литва, какая теперь жопа их ожидает, но не мог уже ничего с собой поделать.
«Может к пруссу податься, поработать на него, а потом и свои земли поднять. Все не желаю больше иметь ничего общего ни с славянами, ни с модниками.»

Отредактировано Литва (2012-10-07 20:14:03)

0

9

Польша почти дошел до второго этажа. Он, не останавливаясь, терпеливо выслушивал крики и гнусные оскорбления Литвы, он не дал ему повода подумать, что его злой бескостный язык сумел сломить польского пана, самого стойкого из всех живших и ныне живущих славян. Он не слышит его, нет. Его слова слишком убоги, чтобы их слышать. И лишь когда дверь с грохотом захлопнулась за спиной супруга, Феликс рухнул на ступеньки, как подкошенный.
ТАК его еще никогда в жизни не оскорбляли... Так грязно, так пошло, так обидно...
И это был тот, который когда-то целовал каждый палец его руки, его колени, его ключицы, его волосы... Который шептал тепло на ухо на своем первобытном языческом наречии: "Mano Dieve, kaip tu gražu!"...
Польша корябнул отросшими ногтями грязную неотесанную ступеньку. Камень заскрежетал. Ноготь среднего пальца чуть оторвался и заплакал алой кровью.
Он не любит меня...
Ну и что, он никогда меня не любил...
Он больше не считает меня привлекательным...
Он ушел...
Отверг...
Польша горько расплакался. Кроме красоты, ему нечем было удерживать Лоринайтиса. Он заметил это давным-давно - Литва питает некоторую слабость к светлым волосам, округлым мягким лицам, запаху молока и хлеба. Все питаем слабость к тому, чем не обладают. И только Польша, пользуясь этой литовской слабостью, умел разбудить в диком балте первобытную страсть. Россия для этого был слишком простоволосым, хотя их с Торисом тоже влекло друг к другу, пусть они этого и не понимали. Больше всего на свете Феликс ненавидел, когда после ссор Литва убегал к его брату выпить водки и посетовать на сволочную семейную жизнь. Польша боялся, что когда-нибудь по пьяни на них снизойдет озарение, он ревновал. Он любил Ториса. По крайней мере, так он называл свою бесстыжую страсть к брутальному неотесанному мужлану, прикрывая ее вуалью христианской праведности и высокой морали. Но одно он знал точно - он не хотел делить своего австралопитека с кем бы то ни было, даже с родным братом!
Выбившись из сил от рыданий, Польша заставил себя подняться и дойти до спальни.
- Черта тебе лысого, курва! - шипел он от злости. - Никуда не уйду! И ты меня не прогонишь!
Не дойдя до кровати, он упал в кресло и уснул в нем. Утром его разбудили жандармы. Произошел Третий Раздел Речи Посполитой. Польша больше не существовал как государство. Его просили пройти в тюрьму и через три дня принять казнь путем отсечения головы. Литву Россия забирал себе.
- Ах, нет! - только и смог вскричать Польша, и его забрали.

0

10


Вы здесь » Hetalia - Теория насилия. » Путь первый. » Акт первый "Что имеем не храним....."