Победа любой ценой, именно так звучал приказ Карла V, объявленный несколько лет назад своим полководцам. Церковь должна была полностью перейти под опеку Испании, и тогда Антонио под знаменами истиной веры смог выступить против еретиков, и изничтожить все «зачатки ереси», появляющиеся по всей Европе, словно гнойные нарывы. Ради цели, Антонио пришлось «подружится с немецкой сворой псов», именуемых «Священной Римской Империей», и Англией. Впрочем, пирату бравый идальго не доверял, хоть тот и стоял на службах, подобно мытарю, было в нем что-то неуловимо «фарисейское». И как бы не каялся Антонио, в том, что видит «огромные бревна» в очах своих соседей, избавится от сего порока он не мог. И в самом деле, испанец не ошибся, Артур  перехитрил всех, и даже самого себя, так как в его благонадежности сомневались все участники битвы. 
«Вперед, мои славные львы. Мы уже заждались….»
Антонио не любил затянувшихся шуток, его противник медлил, даже пришлось стену чуть разобрать, дабы дать Франции шанс напасть первым. Карьедо устал от неопределенности, каждый день в Павии казался ему вечностью, право, с индийцами было веселее, они хотя бы старались нападать скопом, а тут то французы идут, то решили обождать.
«Нерешителен? На тебя не похоже?! Ну же. К черту осторожность, дерись как подобает мужчине, и если ты сегодня проиграешь ты, то завтра обязательно вернешься – отыграться. Бонафуа, я жду тебя. Шах и мат. Твой правитель сам выбрал неудобную для себя позицию, война что поле, все равны на исходной, а дальше, все зависит от опыта и мастерства.»
Антонио так и не удалось сомкнуть глаз в эту ночь, его дети заждались гостей и были готовы показать им «испанское гостеприимство». О смерти пленников не могло быть и речи, Карлу хотелось проучить своего соседа и указать ему на благоненадежность их друга Генриха Тюдора. Тот стал слишком ….. дерзким. К тому же, родственница Карла Екатерина, уже не имела былого влияния, и англичанин мог ее заменить, забыв обо всех обетах. Такое оскорбление, смывалось лишь кровью.
«Я жду….»
Шесть утра, Антонио уже второй раз осмотрел позиции своих солдат, и даже одобрил «деяния псов», коих не слишком то выносил по ряду причин. Он умел ждать, но держался из последних сил, его дети мечтали пойти в атаку, но им было дозволено занять лишь «оборонительную» позицию. Играть «черными» Испании оказалось в «новинку», но теперь они понимал некоторые тактические преимущества такого расположения сил.

Промедление, казалось мучительным в такой ситуации, идальго теряли свое терпение и каждый мечтал всадить свой кинжал в брюхо врага, по самую рукоять. Прорыв в военном деле не принес испанцам радости, расстреливать врагов казалось занятием нетрудоемким, и по сему они не чувствовали себя истинными воинами.
- Ну, что…..
С плохо скрываемой злостью поинтересовался мужчина у одного из генералов, а тот лишь побледнев, ударил кулаком по стене, бурно выражая накопившиеся эмоции. Как только Антонио встал на защиту церкви, его детям приходилось тяжко, ибо словесное сквернословие считалось великим грехом. С одной стороны испанцы научились обходиться без «крепких словечек», но с другой, многие умирали из-за излишней темпераментности.
- Можешь…..
Только и сказал темноволосый мужчина, давая возможность чаду выругаться на старом языковом наречии, чтобы никто не мог разобрать, о чем так выразительно высказывается испанец, отчаянно жестикулируя и краснея от нахлынувших эмоций.
«Наступай же.»
Если француз решил заупрямится, то испанец последовал примеру.
- Всем быть наготове и ничего не предпринимать, пока не завидите солдат. Позвать ко мне инженеров.
Позиция Бонафуа казалась странной, обычно он рвался в самую бойню, готовый идти на пролом, а нынче «осторожничал». Подобное поведение можно было истолковать по-разному, и если бы у Карьедо не было вестей о капитуляции Англии, то испанец бы решил, что его сосед нашел в себе силы и удвоил войска.
- Он не знает?
Вырвалось у Антонио, возможно Франциск еще не знал о предательстве, ведь покидая поле боя Англия рассказал о расположении сил своего бывшего союзника.
«Блеф….»
Инженеры явились на удивление быстро, они были в кирасах и с мушкетами. По блеску в их глазах Антонио понимал, что все его подопечные готовы, как никогда.  Дырки в стене скоро должны быть замечены и французы просто обязаны воспользоваться столь щедрым предложением.
- Когда наши гости войдут в город – не препятствуйте им, оцепите парк по периметру, и как только будет возможность – разоружите. Всех в плен. Кто будет сопротивляться, можете проучить, но старайтесь быть обходительнее с особами высокого статуса, они нужны нам целыми.
Последние приготовление были закончены, Антонио стоял у окна и ждал, когда гости явятся в город, он знал, что с гористой местности уже ведется обстрел, лучшие стрелки атакуют из лесного массива, а не из Павии.

Первые отзвуки «мечей», подобно соловьям ранним утром, возвестили о том, что француз решился. Эта мелодия была приятна слуху Антонио.
«Наконец-то. А я уже и не знал, что и думать.»
Бравые идальго приободрились, и запах пороха на данный момент был куда более приятными нежели ароматы самых драгоценных фимиамов. Пускай на импровизированном поле боя гибнут наемники, от них было слишком мало толку, итальянцы умели лишь томно закатывать глаза и требовать золота, что до проведения боев, то о дисциплине и технике говорить не приходилось, тупо вспороть живот и «отлично». В конце концов, Феличиано должен же был принять хоть какое-то участие.
«Даже если они побегут, а они побегут, это не испортит нам праздника.»
Испания чувствовал биение сердец своих детей, все они уже были готовы к битве, запах уже «пролитой крови» еще больше распалял их.
«Мы с Фернандо придумали отличную пантомиму, основанную прежде всего на знаниях о темпераменте той или иной нации. Индейцы горячи, но им не хватает выправки и организованности, а англичане слишком холодны, натяни поводья, да пройдись по крепкому заду хлыстом, в миг «заинтересуются», но лишь на миг, а дальше…. будет любопытная игра, мозг в мозг.»
Антонио хорошо знал пирата, не раз и не два они с ним сталкивались в морских сражениях. Артур был хорошим тактиком и так же мог сыграть на «характере» оппонента. Посему с ним следовало играть «кто кого дольше переупрямит». Что до Франциска, то Карьедо сделал ставку на то, что их темпераменты в чем-то похожи и постарался поставить себя на его место, при разработке плана.
Вастадоры славно потрудились, но стук их сердец стал намного тише, это говорило о том, что французы вошли в брешь, а так же попытались добраться до Порта Пескарина, но не тут то было, Торе дель Гало отлично провел маневр, давая «слово» Де Васто под аккомпанемент из порохового дыма. Тот «жарко» встретил Тирчелина.
- К орудиям.
Громко скомандовал мужчина и гарнизон «встретил» дорогих гостей, сам Антонио уже восседая на маститом андалузском жеребце несся в опор, он еще сдерживался, как и его дети, но он не трухлявый старик, чтобы отсиживаться в замке.
«С кем же ты?»
Звучный голос Бонафуа, не мог не порадовать.
- Я здесь, niño, я думал ты испугался, твои союзники уже устали тебя ждать, наш славный Артур решил не тратить на тебя свое время.
Испанец звонко рассмеялся, он знал, что имперцы с радостью надерут задницы швейцарцами. Согласно плану, еще не пришло время для их выхода, посему он давал гостям, осмотреть достопримечательности.
«Еще не все вошли, до чего же они медленные…»

Под аккомпанемент мечей и грохот пороховых выстрелов из аркебуз, идальго встретил француза с присущей ему страстью и желанием, его секира стремилась стать ближе к Бонафуа. Желание, годами подавляемое вновь проявило себя, испанец мечтал прижать француза к земле и посмотреть на него снизу вверх, зависимого от своей воли. Карьедо прекрасно знал, что подобное поведение вернется к нему с достатком, но не мог поступить иначе. Он готов был заплатить за миг силы. Как только король окажется в плену, Бонафуа придется уступить.
- Не отвлекайся, niño. Дети справятся и без твоей помощи.
Заметил Антонио Франциску. Тот вел себя слишком неучтиво по отношении к соседу, отвлекался от их битвы по мелочам. Что до Артура, то испанец надеялся однажды потопить его при помощи «Непобедимой армады», или же настолько вымотать, чтобы у англичанина не осталось средств на финансирование флотилии. Выход из их сражения, не делал Керкленду чести, король Генрих все колебался между женщинами, и никак не мог выбрать себе союзника. Разумеется, после того, как Тюдор стал все больше отходить от канонов церкви, о дружбе с поборником католической веры, таким как Карьедо не могло быть и речи.
Тем временем «пантомима» набирала обороты, гости уже в полной мере могли оценить красоты крепости, и ныне их следовало немедля встретить на удобной для сражения территории. Разумеется, убегающие наемники, стали прощальным подаркам французам, столь отважно сражающимся на вражеской территории. Там куда «беглецы» привели преследователей, их ждали бравые идальго вооруженные и готовые к сражению, хватило часа, чтобы «четверовать» французскую армию.  Разумеется испанцы не могли долго сдерживаться и через час в конец «осатанев» могли поддаться на провокации, но у них был «друг», Великая Римская Империя, при всех недостатках германских племен, они никогда не были похожи на «человеческие отходы в воде» и никогда не меняли своих приоритетов. Если уж договор был заключен, союзник оказывался чрезвычайно верен в своих убеждениях, тем более за такой лакомый кусок, как плодородные итальянские земли. Еще немцы, были до тошноты пунктуальны, и если в плане действий их выход назначался на семь, то они и являлись строго в назначенное время с копьями наголо. В семь утра ландсхеты под предвадительством фон Фрундсберга и Зитлиха немедля атаковали швейцарцев у парка. Хоть имперцы и считались хладнокровными, их жестокие и грубые по членовредительству маневры, отличались от страстных и порывистых идальго.
«Теперь им некуда отступать. Алансон еще за воротами, медлит, мои дети его напугали. Правильно, бережет свою шкурку. Швейцарец слаб, а имперцы учуяли запах крови, им не выбраться из мясорубки.»
Антонио хищно улыбнувшись вновь пошел в нападение, его дети могли стать самими собой, позиция уже выиграна. Им удалось вытерпеть час, теперь можно и повеселится. Если что-то и будет не так как было оговорено ранее, имперцы явились и захлопнули ловушку. Королю ныне не скрыться, а стало быть вопрос времени, когда Бонафуа придется прогнуться.
- Давай, мой niño. Дерись, как ты умеешь….
Не лишенным страсти тоном, подстрекал француза испанец, то и дело меняя положение и изматывая врага. Тем не менее, он не хотел видеть в глазах франта покорность, лучше уж злобу.
«Скорее бы на лопатки. Его аромат ни с чем не спутать. Мой.»

Гиканье и свист бравых идальго, резко контрастировал с их действиями. Со стороны могло показаться, что мужчины отправились на охоту на кабана с рогатинами на перевес, и зверь ,выслеженный главным ловчим, в отчаянии метался по ранее безлюдной территории, то и дело, натыкаясь на озверевших псов. Вот только псами могли называться ландсехеты, отрезавшие путь дезертирами. Из «испанского кольца» нельзя было просто так уйти. Аркебузеры де Васто устроившись во всех возможных оконных нишах дворца, располагавшегося в центре парка, стреляли по бегущим врагам. А славный имперец  Фрундсберг вывел своих людей из боя с швейцарцами и отдал приказ, ловить копьями всю убегающую французскую шушуру. Германские племена всегда выделялись своей жестокостью к противникам, они старались обходиться без пленных, по мнению того же австрийца любой враг прощен лишь в случае своей безвременной кончины. Вот в этом то, Антонио был с ним не согласен. Его «Непобедимая Армада» всегда радовалась чужеродной знати, в особенности всяким там принцам, королям. Ведь за их жизнь можно было получить солидные золотые прииски. К тому же добивать раненых, казалось идальго делом не интересным. Какой смысл в сражении с врагом, если тот еле держит в руках меч, вот подлечится, окрепнет и можно снова схватиться не на жизнь, а на смерть. Лишь, вспоров брюхо врагу до самой глотки, можно было увидеть, как его дух покидает никчемное тело.
Среди французов тоже хватало предателей, например Бурбон, сражавшийся под знаменами имперцев и испанцев, желал самолично пригвоздить своего бывшего господина к земле и заглянуть ему в глаза. Антонио чувствовал желания сего славного господинчика и был с ним солидарен, франты больно хороши. Его собственный Франциск, видать осознал свое незавидное положение, но при всем этом не пытался сдаться и преклонить колени пред Антонио. Это распаляло.
- Куда лезешь….
Один из имперцев попытался вмешаться в схватку и тоже прикоснутся к Бонафуа, но был остановлен выстрелом из аркебузы. Идальго чувствовали особую тягу к врагам и не давали каким-то там ландхетам их коснуться. И все же, король Франции отдал свою шпагу имперцу Шарлю де Ланнуа. Антонио ощутил укол ревности, и осознал, что если он сейчас же не прижмет своего любимого врага к земле, это могут сделать вместо него. Выручать франта из лап немцев не хотелось.
Испанец слез с коня и шел к французу, любой кто преграждал ему путь был отброшен в сторону. Все, победа. Король взят в плен, бастард Саввойский убит, а Алансон бежал. То что швейцарцы так же обратились в бегство мало волновало мужчину, их все равно не возьмут в плен. Ландсехты, подобно своре псов с радостью насладятся подобным угощением.
- Прочь….
Только и смог выдохнуть мужчина, его цель непозволительно близко. Идальго смотрел на Бонафуа, отлично понимая, какое тот ощущает опустошение, его армия уничтожена, лучшие из генералов убиты, а король взят в плен. И все по вине, его славного соратника. Артур. Сейчас, Антонио даже благодарил пирата, теперь то он откроет глаза своему соседу и тот поймет, что доверять англичанину не стоит.
«Мой.»
Бравый идальго не смог ничем кроме рыка ответить на клич своего давнего соперника, тот казался слишком соблазнительным. Опустившись на колени, испанец сделал то, о чем так давно мечтал, взяв врага за подбородок, посмотрел в его бездонные светлые глаза и впился в его устал поцелуем, в котором не было ничего романтического, тем самым заставляя Бонафуа подчинится своей воле.