Который день Квебеке было неспокойно. Река вместо благословения становилась проклятием, поскольку Саундерс и не думал прекращать показательные рейды вверх и вниз по течению. Теперь, в два часа ночи, бравый адмирал решил еще и обстрелять город.
Франц сидел на столешнице красивого полированного кабинета и смотрел в одну точку. До того, как началась канонада, он упрашивал Монкальма не падать духом и ждать Бугенвиля, а теперь попросту засыпал: долгие ночные бдения взяли своё.
- При всей своей любви к издевательствам, - пробормотал он, - я признаю, что у Киркланда это получается лучше.
- Папа! - Разбуженный и испуганный стрельбой Матьё обхватил мужчину за руку и робко посмотрел на него. На пол  упало несколько исписанных листов бумаги, растрепанных сквозняком. Дверь оставалась открытой.
- Ne crains pas, petit, всё  будет хорошо, - уверил его Бонфуа, подхватывая мальчишку на руки.  В отличие от Альфреда, который вырос, возмужал и предпочитал свободу, Мэттью по-прежнему оставался рядом с Франциском, хотя и не был тому сыном в прямом смысле слова.
На самом деле, француз вовсе не был уверен в том, что все будет настолько радужно. Даже сейчас он с трудом вырвался в Новый Свет, чтобы повидаться с воспитанниками: Англия ревниво и тщательно блокировала морские пути, поэтому франко-канадцам приходилось рассчитывать только на свои силы. Несколько сотен регулярных войск все равно не сделали бы погоды. А теперь англичане намереваются взять столицу. Как? Чем? Какими силами?... Впрочем, запасы города подходили к концу, а моральный дух вкупе с укреплениями оставляли желать лучшего.
- Папа, ты спишь?
Франц вскинул голову и устало прикоснулся губами ко лбу мальчишки.
- Нет, mon petit. Задумался.
В полудреме он вспоминал события, которые и привели к такому положению вещей. Занятому европейскими делами Франциску было тяжело соперничать с предприимчивым англичанином еще и в Америке. Какое-то время Бонфуа все надеялся, что неугомонный сосед, наконец, насытится, обленится и  оставит в покое и детей, и его самого.
Но  все складывалось совсем наоборот.
Бонфуа очень хорошо запомнил горящую Акадию. На войне все средства хороши, но кто давал Киркланду право казнить или миловать мирных поселенцев?
Другие потери также были как ножом по сердцу - Форт-Дюкен, Луисбур, другие форты. Но выселение Акадии была, пожалуй, самым бессмысленным и жестоким поступком.
"Я не могу потерять еще и тебя, Матьё. Только не тебя".

Спровадив Матьё (для этого пришлось пообещать ему, что тот будет участвовать в боевых действиях), Франц выглянул в окно. Его поприветствовали английские пушки с противоположного берега и непроглядная, влажная тьма, провонявшая порохом и кирпичной пылью.
И все же здесь, в Новом Свете, дышалось легче, чем на родине. После смерти Флёри в Париже стало как-то... душновато. Возможно, из-за обилия парфюмов, юбок, драгоценностей и непрерывных празднеств. Плюс необходимость общаться с Австрией, который при всей своей утонченности и изысканности был знатным морализатором и занудой. Кроме того, немцы постоянно дрались друг с другом, и Франциск разрывался в своих симпатиях и попытках всех привести к порядку и при этом сохранять свой статус старшего брата.
Кардинал, конечно, тоже был не подарком, но он, по крайней мере, умел держать короля и страну в рамках приличия...
Впрочем, долго рассуждать на тему падения нравов не довелось:  пришло известие, что неприятель  - нет, вы послушайте, - совершил высадку!
- С востока? - Уточнил Бонфуа, которого порядком достало непрерывное рытье укреплений вдоль реки, именно в восточном направлении.
- С запада, монсеньор.
- С запада где? - Переспросил Франц, понимая, что происходит что-то из ряда вон, - там же козьи кручи. Дождались, - добавил он с некоторой досадой.
Адьютант исчез, будто его ветром сдуло, а Бонфуа нырнул в миску с холодной водой. С Запада Квебек был защищен не ахти как, и если бы англичане успели там окопаться, это сулило большие неприятности вплоть до сдачи города. А еще нужно было перебросить войска через реку.
Франц накинул куртку, перетянул порядком отросший хвост синей лентой и взял со стойки огнестрел.
- Ну вот мы и остались с тобой одни, благослови нас Бог, - он ухмыльнулся и поцеловал тюльский мушкет в полированный бок. Затем вышел вон, надеясь, что основная часть армии поспеет вовремя. Бонфуа был полон мрачной решимости заехать по челюсти Артуру, который в очередной раз распоясался и протянул свои загребущие руки к Канаде.